В Новое время православные церкви в Туркмении появились вместе со строитель ством за Каспием русских укреплений, казачьих станиц и морских портов. 6 мая 1881 г. была учреждена Закаспийская область в составе Ахалкетинского, Мангышлакского и Красноводского уездов со столицей в Асхабаде (в 1919–1927 гг. Полторацк, ныне Ашхабад[1]). Закаспийская область, составившая затем существенную часть Туркмении, постоянно увеличивалась. В 1884–1885 гг. были присоединены Мервский, Тедженский и Пендинский оазисы с долиной р. Кушка, и к концу имперского периода территория Закаспийской области составила 555,2 тыс. м[2]. С запада на восток Закаспийская область протянулась от Каспийского моря до Аральского, на севере граничила с Уральской областью Российской империи, на востоке — с Сыр-Дарьинской областью, Хивинским и Бухарским ханствами, на юге — с Афганистаном и Персией. По ее территории в 1880-х гг. прошли три линии Закаспийской военной железной дороги (затем — Средне-Азиатская железная дорога). Стратегически важная область, бывшая изначально отделом в составе Закавказского военного округа, быстро приобрела также большое промышленное, торговое и культурное значение и потому стала активно заселяться российскими гражданами самых разных профессий и сословий. Из высших — преобладали инженеры, промышленное и торговое купечество, из низших — железнодорожные рабочие, земледельцы, рыбаки. К 1917 г. русские православные составили около 8% населения Закаспийской области.
Порядок возникновения в Закаспийской области церквей был примерно следующим2. Самой ранней, 1881 г., была часовня на железнодорожной станции Балла-Ишем. В 1882–1883 г. в Мерве (Мары) и Теджене появились первые походные военные церкви во временных сооружениях. В 1884 г. была построена церковь в казачьей станице Николаевской (ныне Казахстан). В 1885 г. — сразу шесть церквей: временная гарнизонная в Асхабаде, временные постройки для церквей в укреплениях Чикишляр (постоянная — в 1903 г.), Серахс и Кара-Кала (Махтумкули), а также железнодорожные церкви в Кизил-Арвате (Гызыларбат) и Михайло-Архангельская в порту Узун-Ада на берегу Каспийского моря (в 1890-х эту церковь перенесли в Красноводск (Туркменбаши) из-за затопления порта Узун-Ада). В 1886 г. — три церкви: временная военно-местная Никольская церковь в Красноводске (постоянная строилась в 1898–1901 гг.), лагерная в укреплении Ак-Тепе близ Асхабада, приходская в селе Алексеевском (Серхетли) и железнодорожная на станции Казанджик (Берекет). В 1888 г. — полковые церкви в Тахта-Базаре (Тагтабазар) и в дачном поселке Фирюза (Арчабил) под Асхабадом (приписная церковь). В 1889 г. — временная Александро-Невская в крепости Кушка (Серхетабад, постоянная — в 1895 г.). В следующем десятилетии к ним прибавилось двенадцать церквей: военно-местная Михайло-Архангельская церковь г. Асхабада (1893 г., с 1910 г. стала именоваться церковью 17-го Туркестанского стрелкового полка); приходские церкви: Никольская в Теджене (1895), Преображенская — в селе Михайловском Асхабадского уезда (1895); Никольская — для рыбаков, промышлявших на островах Малый и Долгий (1896); военно-местная Георгиевская церковь на железнодорожной станции Каахка (1896); Михай ло-Архангельская церковь при управлении Закаспийской бригадой отдельного корпуса пограничной стражи в Асхабаде (т. н. бригадная церковь, 1897), Никольская церковь на русском кладбище в Асхабаде (1897); Свято-Георгиевская церковь при Управлении 6-й Туркестанской стрелковой бригадой в Асхабаде (1898, с 1910 г. стала именоваться церковью 18-го Туркестанского стрелкового полка); Александро-Невская церковь 1-го Кавказского полка Кубанского казачьего войска в Мерве (1900); приходская Алексеевская церковь в селе Ванновском (Безмейин, 1900); Алексеевская церковь в укреплении Кара-Кала (1900); Александро-Невская церковь 1-го Таманского казачьего полка в селе Каши (ныне в черте Ашхабада, 1900); а также железнодорожная церковь при станции Борисоглебской и церкви-вагоны Андижанской линии, Асхабадского 5-го участка и Мургабской железнодорожной ветки. В 1900 г. по инициативе священника Михаила Колобова была сооружена церковь-школа Святого Креста (Воздвиженская) — после Никольской кладбищенской это была вторая приходская церковь Асхабада. При этой церкви было образовано братство Святого Креста, занимавшееся благотворительной и просветительской деятельностью.
В той части владений Бухарского эмира, которая затем (в 1924 г.) вошла в состав Туркмении, были построены военные церкви. В Чарджоу (Туркменабад) при управлении Чарджуйского воинского начальника — Никольская церковь (1888) и приписная к ней Петропавловская кладбищенская (1898). В Керки (Атамурат) при 11-м стрелковом Туркестанском полку — Михайло-Архангельская церковь (сооружена в 1899 г., освящена в 1901 г.).
Из числа храмов, построенных на территории Туркмении в XIX в., более пятнадцати были военными. Кроме того, весь персонал, обслуживавший железную дорогу, а с ним и духовенство железнодорожных церквей также относились к военному ведомству. Полковые священники заботились о невоенных жителях тех населенных пунктов, где не было церквей. Так, по распоряжению командующего войсками Закаспийской области генерал-лейтенанта Куропаткина, священники 1-го Таманского полка Кубанского казачьевого войска и 2-го Закаспийского стрелкового батальона окормляли переселенцев первых русских земледельческих поселков: Гермаб (Михайловский), Ковельный, Дмитровский (Куркулаб), Скобелевский [Гундогдыев, 1998. C. 199]. В это время роль военного начальства в церковной жизни всего духовенства и мирян, проживавших на территории Туркмении, была очень велика.
Девять приходских церквей, которые находились в Закаспийской области к началу XX в., относились к ведению Грузинской епархии Грузинского экзархата. Грузинские архиереи не посещали закаспийскую паству: управление велось через благочинных, антиминсы присылались по почте, храмы освящались иереями. Первым епархиальным благочинным закаспийских церквей был священник Алексий Танашевич; затем — иереи Василий Покровский, Михаил Колобов (дважды), Леонид Лаврентьев, Петр Квасницкий.
25 января 1901 г. Синодальным указом № 27 приходские храмы Закаспийской обла сти были переданы из состава Грузинского экзархата в Туркестанскую епархию [Туркестанская епархия в документах и комментариях. 1867–1918, 2017. С. 120]. В этом же году епископ Туркестанский Аркадий (Карпинский) первым из архиереев посетил Асхабад, благословив строительство Воскресенского собора и храма при мужской гимназии. В 1907 г. приходы Закаспия объехал епископ Туркестанский Димитрий (преподобноисповедник Антоний Абашидзе). Налаживая здесь церковную жизнь, епископ Димитрий содействовал передаче в епархиальное ведомство тех церквей, которые по недоразумению были причислены к военным (как в Байрам-Али Мургабского государева имения), и тех, которые утратили свое военное назначение (как в Чарджоу и Керки) [Представление еп. Димитрия в Св. Синод. Сентябрь 1909 г. Л. 81–88]. К 1908 г. в состав Туркестанской епархии перешли все железнодорожные церкви, составив благочиннический округ Средне-Азиатских железных дорог (по Закаспийской ветке). Затем епархиальными стали церкви пограничных бригад Асхабада и Мерва, т. к. состав их прихожан стал совершенно невоенным.
Церковь св. Алексия, митр. Московского в Байрам-Али, одна из самых красивых церквей Туркмении, была освящена в 1907 г. Здание было построено в стиле модерн по проекту А. Джорогова, интерьер украшали майоликовые панно и фрески художников школы М. Нестерова. Возможно, в конкурсе проектов для этой церкви принимал участие А. Щусев — его проект мог повлиять на окончательную постройку. Тогда же, в 1907 г., в крепости Кушка была построена Никольская церковь для 15-го Туркестанского стрелкового полка.
Строительство главного собора закаспийской столицы — Воскресения Христова — было завершено в 1909 г., однако службы совершались в нем и ранее. Это было самое высокое в городе здание: высота креста над колокольней достигала сорока метров. Величественный пятиглавый храм из жжёного кирпича был украшен снаружи множеством фигурных элементов, в интерьере выделялись огромные арки, придававшие храму особенную торжественность.
В 1912 г. были построены вторые церкви в Казанджике, Кизил-Арвате, Теджене, третья, приходская Покровская церковь в Мерве. В Асхабаде появилась монастырская обитель — заштатная женская иноческая община в честь Казанской иконы Божьей Матери. Всех церквей стало больше сорока: около 20 военных церквей и 28 епархиальных [НА РУз. Ф. Р-961. Оп. 1. Д. 1220], и в 1913 г. епархиальное Закаспийское благочиние было разделено на два округа. В итоге к концу синодального периода в Закаспийской области стало четыре благочиния: 1-й и 2-й Закаспийские округа, благочиние церквей Среднеазиатской железной дороги и Закаспийское благочиние военного ведомства [Туркестанская епархия в документах и комментариях. 1867–1918, 2017. С. 46].
В Асхабаде церквей было больше, чем в других среднеазиатских городах: восемь епархиальных (включая домовые при образовательных учреждениях, церковь Казанской женской иноческой общины и церковь-школу просветительского Закаспийского братства Святого Креста) и не менее семи военных стационарных и походных церквей — количество менялось в зависимости от дислокации и преобразований войсковых подразделений. Во всех русских селах Закаспийской области были храмы или молитвенные дома, а в городах — по два-три. С 1915 г. в Асхабаде действовали пастырские миссионерские курсы для всех священнослужителей города — миссия была направлена на предотвращение отхода верующих в раскол и секты. Есть сведения о переводе в XIX в. Библии на старотуркменский язык [Гундогдыев, 1998. С. 199], однако внешнюю миссию не организовывали, были только единичные случаи обращения туркмен в православие. Конфликтов на религиозной почве не происходило.
Советская власть в Туркестанском крае была провозглашена 15 ноября 1917 г., когда на Третьем краевом съезде советов, прошедшем в Ташкенте, был создан Туркестанский Совет народных комиссаров. 30 апреля 1918 г. на Пятом съезде советов была образована Туркестанская Автономная Советская Социалистическая Республика в составе РСФСР, в которую включили почти всю территорию Туркестанского края. Однако эти акты не означали еще установления советской власти: возникло несколько центров сопротивления. В Закаспийской области это противодействие было наиболее сильным и хорошо организованным: Асхабадское восстание началось 11 июля 1918 г., охватило всю Закаспийскую область и было окончательно подавлено только в феврале 1920 г.
В этот переходный период православная жизнь на территории Туркмении претерпела существенные изменения. Сначала пострадали военные церкви. 24 декабря 1927 г. с Кавказского фронта Первой мировой войны домой был отправлен второй Туркестанский армейский корпус, штаб которого располагался в Асхабаде. По прибытии в Туркестан корпус был расформирован. Кроме того, приказом № 39 Народного комиссариата по военным делам от 16 января 1918 г. в армии был ликвидирован институт Военного и морского духовенства. Все это привело к упразднению Закаспийского военного благочиния и увольнению всего военного духовенства области. Военные причты либо эвакуировались с походными церквями вместе с войсками белой армии на Кавказ и за границу, либо переходили в ведение епархиального начальства. Оставшиеся священнослужители, потеряв связь с протопресвитером военного и морского духовенства, стали обращаться за руководством к местной церковной власти, которая по факту принимала их в состав епархиального духовенства иногда с церквями и причтом. В июле 1918 г. протоиерей Арсений Спасский был принят в состав епархиального духовенства с оставлением в должности настоятеля бывшей полковой Михаило-Архангельской г. Асхабада и с причислением к 1-му Закаспийскому благочинническому округу [Туркестанский церковный вестник, 1918. № 4–5. С. 9]. Священник Михаил Полетаев (будущий преподобномученик Маврикий), настоятель Никольской церкви расформированного в Мерве 13-го стрелкового Туркестанского полка, был переведен на должность второго священника приходской Покровской церкви того же города Мерва [Туркестанский церковный вестник, 1918. № 3. С. 8]. Запутанные истории с двойным (военным и епархиальным) подчинением туркестанских городских причтов и церквей, которые тянулись с начала основания Туркестанского генерал-губернаторства, создавали массу трудностей для архиереев, обрастали перепиской с Синодом, спорами в местной печати, конфликтами между духовенством, вдруг закончились. Проблемы эти теперь решались легко — простой резолюцией архиепископа Туркестанского Иннокентия (Пустынского), но вряд ли кто-нибудь был этому рад.
В течение 1918 г. несколько постоянных военных церквей были приписаны к Туркестанской епархии. Несмотря на это, количество епархиальных закаспийских благочиний сократилось, так как на втором съезде духовенства и мирян Туркестанской епархии, проходившем в конце июня 1918 г., Средне-Азиатское (Аcхабадское) железнодорожное благочиние было объединено с Ташкентским в один округ Туркестанских железных дорог [Туркестанский церковный вестник, 1918. № 1. С. 5].
Национализация храмов и церковного имущества по Декрету об отделении церкви от государства началась в Закаспийской области во второй половине 1918 г. с передвижных железнодорожных церквей. Тогда удалось избежать ликвидации асхабадских храмов при учебных заведениях: церкви технического училища, женской и мужской гимназий Асхабада были обращены в приходские. Сохранялись в Асхабаде в качестве приходских и храмы ликвидированных в 1919–1920 гг. Казанской женской иноческой общины и братства Св. Креста.
В 1922–1923 гг. в ходе кампании по изъятию церковных ценностей православное духовенство принудительно вовлекалось в деятельность обновленческих организаций (Высшее церковное управление (ВЦУ), «Живая церковь» и пр.). 3 октября 1922 г. архиепископ Иннокентий, пытаясь оградить себя и паству от раскола, объявил о временной автокефалии Туркестанской епархии; тогда же было образовано Асхабадское викариатство без назначения викария. 29 января 1923 г. архиепископ Иннокентий покинул епархию, через месяц Туркестанский епархиальный совет официально признал ВЦУ. Священники бывшей Закаспийской, а с 1921 г. Туркменской области с признанием раскольников медлили и на Первый съезд туркестанских обновленцев, который проходил 1–2 мая 1923 г. в Ташкенте, своих представителей не прислали. Однако за год ситуация изменилась. Согласно рапорту Закаспийского благочинного протоиерея Павла Каллистова, к сентябрю 1923 г. в Туркменской области патриарха Тихона поминали только в церквях Полторацка, Мерва и Красноводска [РГИА Ф. 831. Д. 197. Л. 108]. Священнослужители и миряне Полторацка провели собрание и постановили просить о назначении к ним своего епископа. Благочинный 1-го Закаспийского округа отец Павел Каллистов писал патриарху:
«Все мы, духовенство и верующие миряне, стремимся в общение к Вам, но горе — почти нет связующего звена… епископа из Ташкента, где была кафедра. Архиепископ Иннокентий выехал в феврале месяце, был епископ Лука, но и его выслали; в настоящее время там в Ташкенте находится епископ Николай так называемой «Живой церкви», но общения с ним мы не имеем. И нет ангела Туркестанской церкви! А нужда в нем великая, и не только в Ташкенте, но и у нас в Полторацке, ибо колеблются устои веры, все расшаталось, и соединить, укрепить может только епископ. <…> Христианство здесь замирает, и если не будет Апостола церкви, то в недалеком будущем замрет совсем, ибо почти все население в городах служивое, а на этот класс сильно влияет гражданская власть своими антихристианскими мероприятиями, а также весьма вредно отражается на религиозной жизни христиан и то, что здесь день отдыха не воскресенье, а пятница. Всех церквей, не закрытых властью, в городе Полторацке четыре — собор и три приходских храма, в г. Мерве три храма, в гор. Чарджуе — два, а в городах Красноводске, Кизил-Арвате, Теджене и Байрам-Али по одному храму и в 4–5 селениях; всего православного населения в области приблизительно 25–30 тыс. Антиминсами церкви обеспечены, пока есть и св. миро. Материальное положение духовенства, как и везде в настоящее время, весьма скудное» [РГИА Ф. 831. Д. 197. Л. 108–108 об.].
За пять лет советской власти количество действующих церквей сократилось вдвое. Вскоре пострадала и самая величественная из них: в 1924 г. в столице Туркмении был разрушен Воскресенский собор, на его месте устроили стадион.
В другом документе 1923 г., адресованном патриарху Тихону от имени отца Павла Каллистова и члена благочиннического совета священника Захарии[3], дается более обстоятельное обоснование необходимости назначения архиерея на Асхабадскую кафедру. Более того, в этом документе звучит просьба о создании самостоятельной Закаспийской епархии.
«В прошлом 1922 г. бывший Архиепископ Туркестанский Иннокентий проектировал учредить в Асхабаде кафедру Викарного Епископа с тем, чтобы он был бы местным благочинным и настоятелем Воскресенского Собора. По этому вопросу состоялись тогда же постановления местного духовенства и церковно-приходских советов в положительном смысле, но проект этот не был осуществлен вследствие внезапного и неожиданного выезда Архиепископа Иннокентия из Туркестанской Епархии и вопрос этот до настоящего времени оставался открытым. В июне этого года состоялось новое заседание Асхабадского духовенства с уполномоченными от местных церковно-приходских советов и в присутствии прихожан, на котором снова вынесено положительное постановление о необходимости иметь в г. Асхабаде Викарного Епископа, чтобы сохранить каноническую законность иерархии. Указать подходящего кандидата решено просить Епископа Андрея [Ухтомского], случайно находящегося в Туркестане. Вынося постановление о викарном епископе в г. Асхабаде как в прошлом году, так и теперь, имелось, конечно, в виду, что в центре Туркестанской епархии, в г. Ташкенте, будет правящим православный епископ. Теперь обстоятельства резко изменились, и на священном месте в г. Ташкенте оказался уполномоченный так называемой «Живой Церкви» женатый Епископ Николай Коблов, который всеми нашими городскими приходами не признан каноничным, как равно не признаны каноничными и все обновленческие духовные организации от высшей до низшей. Следовательно, вопрос о Викариатстве в г. Асхабаде ныне отпадает и естественно встает новый, а именно образования здесь совершенно самостоятельной кафедры православного (не живоцерковного) правящего Епископа с местным Епархиальным Управлением» [РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 197. Л. 110].
Епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), находясь с февраля 1922-го до конца 1926 г. в своей первой ссылке в Ташкенте, Теджене и Полторацке, активно помогал оставшемуся без архиерея туркестанскому староцерковному духовенству. В мае 1923 г. он организовал хиротонию владыки Луки (Войно-Ясенецкого), после его высылки пытался организовать хиротонию для архимандрита Иоанна (Широкова) для Асхабадской кафедры [Озмитель, 2021], в 1925 г. для православных общин Туркестанской епархии рукоположил епископа Мелхиседека (Аверченко). Деятельность Уфимского Преосвященного не сводилась только к восстановлению туркестанской иерархии. В документах, которые были процитированы выше, члены благочиннического совета просили патриарха не только учредить самостоятельную кафедру с местным епархиальным управлением, но и утвердить все распоряжения епископа Андрея в отношении рукоположения священнослужителей для общин Туркмении и «до прибытия Епископа Асхабадского считать Епископа Андрея временным заместителем его» [РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 197. Л. 111–112]. Ответа на эти прошения не последовало.
В Теджене епископ Андрей (Ухтомский) с епископом Львом (Черепановым) и священномучеником епископом Дамианом (Воскресенским) совершили около десяти тайных архиерейских и священнических хиротоний. Некоторые из этих священнослужителей искали затем подтверждения своим хиротониям у высшей церковной власти, другие — нет, составив «андреевское» направление непоминающих из так называемой истинно православной церкви.
Кроме вышеупомянутых архиереев в 1920-х гг. в туркменской ссылке оказалось множество других священнослужителей. Среди них были колеблющиеся. Так, епископ Сергий (Лавров) в марте 1923 г. через асхабадскую газету призывал благословение на живоцерковный собор и «называл оный «пасхой после пасхи»» [НА РУз. Ф. Р-429. Оп. 1. Д. 53. Л. 1об.], затем он официально примкнул к обновленческому расколу. Но больше было таких, кто, как епископы Андрей Уфимский и Лев Нижне-Тагильский, помогали духовенству Туркмении укрепить позиции староцерковников.
Группу ленинградского духовенства, высланную за попытки противодействия обновленчеству в город Уральск, в конце 1922 г. перенаправили в Туркменскую область — так в Теджене оказались священники, среди которых были видные деятели организованной для сопротивления обновленчеству Петроградской автокефалии: протоиерей Дмитрий Любимов (будущий архиепископ Гдовский), протоиерей Петр Балыков, священник Федор Устименко [Шкаровский, 2010].
В конце 1923 г. в туркменскую ссылку из архангельской ссылки были отправлены также основатели Александро-Невского братства, ближайшие помощники Петроградского митрополита священномученика Вениамина священномученик Иннокентий (Тихонов), епископ Ладожский, и архимандрит Гурий (Егоров), ставший затем епископом Ташкентским и Среднеазиатским. Они проследовали через Полторацк, затем отец Гурий — в молоканское село Арчиньян. а епископ Иннокентий — в Кизил-Арват и дальше в Кара-Калу. Здесь владыка Иннокентий оказался вместе с такими же, как и он, ссыльными священнослужителями — ташкентским протоиереем Николаем Гринкевичем и священником Федором (скорее всего, это был упомянутый выше отец Федор Устименко).
Об условиях жизни в Туркмении владыка Иннокентий сообщал своим близким в письмах:
«Кара-Кала был раньше укрепленным местом, здесь стоял большой гарнизон. Много полуразрушенных домов, казарм, конюшен. Вот один из домов, несколько более уцелевший от разрушения, и предоставили нам. Это тот дом, в котором раньше жил священник. В поселке есть церковь, но она закрыта. Очень красивое здание. Она обращена в место для митингов; кресты, конечно, сняты. Но она бездействует уже давно. Здесь не было священника приходского, а был только военный. Впрочем, христианского населения здесь очень мало. Русских здесь только 5 семей и 4 армянских (или наоборот). Мы, приехав, заметно увеличили русское население, хотя нас только трое» [Зегжда, 2009. 106–108].
Епископ Иннокентий (Тихонов) был в Полторацке проездом — по дороге в Кара-Калу и на обратном пути из ссылки. Тем не менее он принял активное участие в церковной жизни столицы Туркмении. Вернувшись в Москву в марте 1925 г., он доложил о своей деятельности патриарху Тихону:
«Его Святейшеству, Святейшему Тихону, Патриарху Московскому и всея России Ваше Святейшество Святейший Отец наш.
Находясь в 1923/4 году в Ашхабаде (он же Полторацк), я пред расставанием с отъезжавшими к местам их ссылки священнослужителями позволил себе для их утешения и ободрения сделать им радость, какую мог. Имея в виду впоследствии донести о том Вашему Святейшеству, я удостоил их наград.
Награждены были мною следующие священнослужители:
Настоятель Св. Георгиевской г. Ташкента церкви протоиерей Венедикт Багрянский. Мною возложена на него палица. О таковой награде для него прихожане ходатайствовали в 1922 году перед б[ывшим][4] Туркестанским архиепископом Иннокентием.
Священник г. Ташкента б[ывший] Туркестанской епархии епархиальный миссионер Василий Ильин. Я возвел его в сан протоиерея и возложил на него палицу. Я руководился в этом доброй рекомендацией его со стороны члена Туркестанского епархиального совета протоиерея Михаила Андреева (ныне в Енисейском крае), который указывал мне на него как на возможного кандидата во епископы для одного из туркестанских городов в случае, если бы была надобность и возможность совершить его хиротонию. О. Василий неутомимый труженик по изучению Св. Писания и истолковательному чтению его для православных. Он и сейчас занимается этим, находясь в Ашхабаде.
Священник Св. Георгиевской г. Ташкента церкви Димитрий Терпигорев. Возведен мной в сан протоиерея. Весьма твердый в православии человек. Много сделал для ограждения православных г. Ташкента от живоцерковников. Теперь состоит, будучи в ссылке в Ашхабаде, настоятелем одной из тамошних православных общин.
Священник церкви Успения Божией Матери, что на Сенной в Петрограде, Феодор Устименко. Возведен мною в сан протоиерея. Видный приходской деятель Петрограда, человек высокой пастырской настроенности. Я лично видел, как много он делает для утверждения в православии пастырей и мирян г. Ашхабада, разъясняя им, что в сущности из себя представляет обновленчество.
Священник железнодорожной г. Ташкента церкви Сергей Александров. Он — из железнодорожных рабочих, мастер паровозного цеха. Очень уважаемый священник в Ташкенте. Проявляет высокую духовную настроенность и большую начитанность в слове Божием и святоотеческой письменности. Я возложил на него набедренник.
Священник[5] Успенской церкви в станице Горячегорской [правильно — Горячеводской][6] Пятигорской епархии. Благоговейный и уважаемый пастырь. Трудится над пополнением своего очень небольшого образования. Отличается любовью к храму и к церковным службам. Я лично убедился в том добром влиянии его, которое он оказывает на православных в г. Кизил-Арвате. В последнее время его положение сильно изменилось к худшему. Мною возложен на него набедренник.
Кроме упомянутых мною награждена еще:
Игумения Казанского, что в Ашхабаде, монастыря Евгения (Александрина). Я возвел ее в 1923 году в сан игумении, на что получил утверждение Вашего Святейшества. Впоследствии я возложил на нее наперсный крест. Она — простой и малограмотный, но с редкими душевными качествами человек. Она очень много сделала для православия в Ашхабаде благодаря уважению, которым она пользуется со стороны православных. Много потрудилась в деле предоставления приюта и помощи сосланным в Туркестан священнослужителям. Из них могу назвать: Митрополита Новгородского Арсения [Стадницкого], Архиепископа Таврического Никодима [Кроткова], Епископа Тагильского Льва [Черепанова], Новоторжского наместника архимандрита Вениамина (Троицкого), Архимандрита Гурия (Егорова — из Александро-Невской Лавры) и других.
Донося о сем Вашему Святейшеству, сыновне прошу милостиво признать и утвердить совершенные мною действия.
Вашего Святейшества,
Милостивейшего Владыки и отца Нижайший послушник
Иннокентий, епископ Ладожский
Москва, 12–25 марта 1925 года» [Зегжда, 2009. С. 48–49].
25 марта 1925 года Святейший наложил резолюцию на этот рапорт: «Утверждаю награды, данные Преосвящ. Иннокентием Еп. Ладожским / Патриарх Тихон» [там же].
В первой половине 1920-х гг. у многих репрессированных священнослужителей в постановлениях об административной высылке в качестве пункта назначения указывали Хиву и Бухару. Ссыльные туда не доезжали, потому что эти города плохо контролировались советской властью. Из центральных губерний ссыльные священнослужители в большинстве случаев следовали поездом. В Кзыл-Орде, Ташкенте и Полторацке были крупные пересыльные тюрьмы, где их распределяли по населенным пунктам Казахстана и Средней Азии. Через Туркмению вел путь в Каракалпакию, куда стали ссылать многих священнослужителей с середины 1920-х гг.: с железнодорожной станции в Чарджоу ссыльных на пароходе по Амударье отправляли до Турткуля, далее — либо обратно в центр, либо на лодках вниз по реке вглубь Каракалпакии. Путь более редкий — пароходом через Каспийское море до Красноводска — также вел в Туркменскую область. В 1920-х гг. здесь в ссылке, или проездом в ссылку, или на вольном поселении после ссылки побывали два митрополита, два архиепископа, около десяти епископов, несколько архимандритов и несколько десятков священников, диаконов и мирян.
С середины 1924 до середины 1925 г. большая община видных священнослужителей собралась в Красноводске. В одном небольшом доме по адресу: улица Горького дом № 3, вместе проживали: митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), архиепископ Таврический Никодим (Кротков), архиепископ Самарский Анатолий (Грисюк), его викарий епископ Бузулукский Павел (Гальковский), самарский протоиерей Иван Колесников и еще два протоиерея, возможно, из числа тех, кто был осужден в 1924 г. по одному делу с самарскими архиереями. Об их жизни в Красноводске написал митрополит Арсений в письме к знаменитому юристу А.Ф. Кони:
«Наш город — малый, тысяч шесть населения, разноплеменного, разноверного; расположен на южном берегу Каспия; с трех сторон окружен совершенно обнаженными горами; в городе нет почти никакой растительности вследствие отсутствия пресной воды, которая привозится за полтораста верст и продается по 7 к[опеек] за ведро; есть и опреснители, но вода хуже. Климат в общем здоровый. Зимы почти нет; снег выпадает на день-два; самый большой холод до 7% [так в источнике]. Зато лето знойное и жара доходит до 50%. Часто ветры дуют и наносят много песку. Здесь нас было вначале 7 человек: четыре архиерея и три протоиерея. Теперь один протоиерей освобожден, и нас шестеро. Живем в двух маленьких комнатах настоящей коммуной, вместе молимся, вместе трапезуем от щедрот благодеющих нам, сами по очереди стряпаем. Такое купное житие имеет и свои хорошие стороны, но много и плохих, принимая во внимание наш почтенный возраст, установившиеся привычки, различие характеров и темпераментов. Хуже всего — вынужденное безделье, так как работы никакой не дают… Конечно, это не жизнь, а прозябание; не жизнь, а — житие. За что? Затрудняюсь ответить. Во всяком случае не за мои личные грехи, а — за исторические. Утешаю себя только упованием, что такие испытания будут иметь спасительное значение для тебя и для других»[7].
О Полторацке, куда митрополита Арсения перевели 28 августа 1925 г., он также писал в Ленинград к А.Ф. Кони:
«С внешней стороны как будто лучше, п[отому] ч[то] как никак это стольный град с культурными учреждениями. Но мне грустно за Красноводском, этим ласточкиным гнездом, прилепившимся у подножия диких гор и при Каспии. И своею пустынностию он больше всего соответствует настроению подобных мне изгоев. Кроме того, мне жаль было расставаться с нашею коммуною, где, несмотря на некоторые отрицательные стороны такого совместного жития, мы в течение 1½ годичного пребывания сроднились друг с другом. А затем, там квартирные условия, особенно в последнее время, были прекрасны. Здесь же теперь, с возвышением города в столичный ранг, жилищный кризис, и приходится ютиться в клетушке-келье в одно окно» [ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 1072. Л. 28. Письмо от 1 октября 1925 г.].
И в Красноводске, и в Полторацке ссыльным священнослужителям помогал настоятель местной церкви протоиерей Александр Щербов, который служил с 1909 г. в Мерве, Асхабаде, Красноводске, а всего в церквях Туркмении — 30 лет. Много было также помощников из числа местных монахинь и мирян. Высланная в Полторацк игуменья Ташкентского Свято-Никольского женского монастыря мать Лидия (Нагорнова) вместе с матерью Евгенией (Александриной) и ее сестрами-послушницами из Асхабадской Казанской обители организовывали помощь гонимому духовенству. В конце 1920-х гг., когда этой деятельностью заинтересовались чекисты, игуменья Лидия вернулась в Ташкент, а мать Евгения уехала в Теджен [Владимир, 2000. С. 100]. Так неформальные общины православных в Туркмении помогали друг другу и ссыльным не только устроиться на новом месте, но и скрыться от преследований.
В конце лета — осенью 1925 г. в Полторацке произошли драматические события с участием многих священнослужителей. Среди ссыльных, кроме уже упомянутых выше архиереев, был наместник Новоспасского монастыря архимандрит (затем епископ) Евгений (Кобранов). Эти события коснулись также и клириков Туркестанской епархии. Во-первых, в них активное участие принял игумен Матфей (в миру Леонид Трофимов или Леонтий Трифонов, 1868–?), который в 1913–1923 гг. был настоятелем кладбищенской Никольской церкви Асхабада. В сентябре 1923 г. он был пострижен в монашество епископом Андреем (Ухтомским) и, скорее всего, им же сразу возведен в сан игумена. Во-вторых, протоиерей Димитрий Алексеевич Терпигорев (1872–1937), который в 1921–1928 гг. служил в селе Спасское Сыр-Дарьинской губ. (ныне Узбекистан), в Ташкенте и Самарканде, а в 1923–1926 гг., находясь в ссылке, был настоятелем Никольского кладбищенского храма Полторацка. В-третьих, священник Павел Васильевич Успенский, который в начале ХХ в. служил в Александро-Невском храме 1-го Таманского казачьего полка в селе Каши близ Ашхабада; после 1918 г., когда церковь закрыли, устроив в ней склад, служил в приходских храмах.
История, которая в церковно-исторической литературе не получила однозначной оценки, была связана с необычным деянием епископа Андрея (Ухтомского). Находясь летом 1925 г. в ссылке в Полторацке, епископ Андрей в ответ на просьбу старообрядческого архимандрита Климента (Логвинова)[8] согласился стать архиереем для общин беглопоповцев. 10 сентября (28 августа по ст. ст.) 1925 г. он, как сказано в «Акте воссоединения», произнес «свое исповедание веры по-древнему, с соответствующим отречением от ересей» [Зеленогорский, 2011. С. 92], совершил над собой миропомазание «дониконовским» миром, объявил себя старообрядческим епископом и отрекся от «господствующей иерархии», под которою старообрядцы понимают иерархию Русской православной церкви. Затем он возглавил посвящение Климента во епископа для беглопоповцев.
При описании этого события в биографиях владыки Андрея нередко искажаются факты, которые важны для понимания истории православия в Туркмении. Например, М. Зеленогорский пишет:
«В августе еп. Андрей приехал из Теджента в Асхабад (Ашхабад). Здесь, чуть не в единственном месте, свободном от обновленцев, в молитвенном доме игумена Матфея собирались «староцерковники». Именно в этой моленной произошло событие, вменявшееся владыке Андрею как «уклонение в беглопоповский старообрядческий раскол». К нему обратился духовный руководитель асхабадских старообрядцев-беглопоповцев архим. Климент (Логвинов), показав рекомендации и поручения многочисленных беглопоповских приходов из разных концов России, поручавших архимандриту поиски архиерея» [там же. С. 91].
Ситуация в Полторацке в это время была иной. Во-первых, епископа Андрея перевели из Теджена не в августе, а раньше, не позднее июня[9]. Во-вторых, кроме жилого дома игумена Матфея, где он самочинно совершал богослужения, было и другое место, свободное от обновленцев, — легальная дореволюционная Никольская кладбищенская церковь с сонмом староцерковного духовенства. В-третьих, ни игумен Матфей, ни его община не были старообрядцами, а потому его дом не мог быть старообрядческой моленной. В-четвертых, архимандрит Климент никогда не был духовным руководителем асхабадских старообрядцев-беглопоповцев, он был совершенно чужим человеком в Полторацке; беглопоповской общины там не было вообще. Обо всем этом рассказал сам епископ Андрей в труде «История моего старообрядчества»[10]. Из этого сочинения здесь публикуются только те отрывки, в которых есть реальные факты из церковной жизни Полторацка середины 1925 г.
«Архимандрита Климента я встретил на вокзале Асхабадском при исключительных обстоятельствах. Я встречал митрополита Новгородского Арсения, приезжавшего в Асхабад из Краснозаводска [правильно — Красноводск]. Встретив митрополита, отказавшегося ехать ко мне на обед, я нос к носу встретился с каким-то смиренным иноком в бедненьком беленьком коротком подряснике, который подошел ко мне и спросил меня: здешний ли я житель и как найти епископа Андрея. И эта встреча произошла тогда, когда всякий приезжавший ко мне подвергался чрезвычайно бдительному надзору и обыскам.
Архимандрит Климент без всякого обыска оказался моим гостем и скушал митрополичий обед (состоявший из картошки вареной и жареной)» [Андрей, епископ Уфимский. Л. 32].
«<…> приезд его — архимандрита Климента, — для меня неожиданный и может для меня быть источником больших душевных болей, чего я не хотел… Дело в том, что за мое вмешательство в церковную жизнь Туркестана я уже просидел год в тюрьме, а теперь весь приезд Климента мне грозил всякими осложнениями вроде Соловков или, по крайней мере, «объяснениями», которые были для меня вовсе неприятными. На этом кончились наши первые разговоры с архим[андритом] Климентом 16 августа, и я повел его на ночлег к моему давнишнему — с 1902–[1]906 годов — другу, Константину Николаевичу Потатуеву» [там же. Л. 35–36]. «<…> после того как я убедил архим[андрита] Климента в том, что и я и он должны помириться на том, что выработали в 1917 году комиссии у Молехонова[11], мы оба натолкнулись на непреодолимое в нашем деле затруднение. Дело в том, что по той программе-чину моего воссоединения с беглопоповцами, который был выработан в 1917 году в Москве и изложен в моем «восьмом письме», и самое воссоединение должно было произойти в Москве, в московском беглопоповском храме, куда я и должен был прийти. А в Асхабаде такого храма не было, не было у нас и чина хиротоний по патриаршему дониконову чину. Последнее затруднение можно было устранить и выработать какой-либо приемный чин, но как и чем восполнить отсутствие беглопоповского храма? Это затруднение было чрезвычайно тяжело, даже непреодолимое, ибо для беглопоповцев выходило уже не «воссоединение», а просто присоединение к православию в православном храме, где я молился все время, пока был в Асхабаде.
Но Господь опять почти чудесно послал свою помощь в святом деле. Явился нам на помощь отец игумен Матфей.
<…> Игумен Матфей был ранее чиновником среднего ранга в казенной (или контрольной) палате. Его жена была начальницей собственной женской гимназии. И муж и жена пользовались в местном обществе уважением и были известны как люди очень религиозные. Поэтому никто не удивился, когда Леонид Трифонов (таковы были имя и фамилия отца Матфея до монашества) принял священство и стал священником Асхабадской кладбищенской церкви.
Когда меня в 1923 г. в июле месяце выслали в Теджен, то я и застал отца Матфея еще отцом Леонидом и усердным богомольцем на кладбище.
Вскоре отец Леонид приехал ко мне и стал просить пострижения в монашество. Я с радостью согласился исполнить его просьбу и в первых числах сентября 1923 г. постриг его с именем Матфея и возвел в сан игумена.
А в конце сентября патр[иарх] Тихон дал резолюцию о возведении игумена в сан епископа, но отец Матфей, по своей скромности, решительно от этого отказался[12].
Вскоре после этого волна живоцерковничества докатилась до Асхабада, и все храмы асхабадские были переданы живоцерковникам.
Игумен Матфей, человек безупречной жизни, разумеется, не согласился подчиниться живоцерковническому прижиму и ушел из своего храма. Он поселился среди своей паствы, в молитвенном доме, который его же паства ему же и отвела. Через несколько времени, после многочисленных жалоб в Москве, получено было оттуда распоряжение один из храмов передать «тихоновцам»-»староцерковникам».
Кладбищенский храм — самый маленький из асхабадских храмов, поэтому и решено было тихоновцам отдать именно этот храм.
Всего естественнее и справедливее было бы передать этот храм отцу Матфею. Но он слишком был честен и безупречен и слишком любим был среди всех жителей города; поэтому было решено ему храма не давать. Нужно было среди «тихоновцев» отыскать такого подлеца[13], который был бы приятен во всех отношениях. И такой <…> нашелся: это был священник
Димитрий. <…>
Игумен Матфей решительно отказался идти в мошенническую компанию попа Димитрия. А я <…> вполне одобрил поведение отца Матфея и не стал посещать кладбищенского храма.
<…> И вот из Красноводска переводят самого митрополита Новгородского Арсения (15 авг[уста по ст. ст.]), а потом из Теджена (1 сент[ября по ст. ст.]) епископа Льва [Черепанова], которые и стали ревностными богомольцами попа Димитрия [Терпигорева] и опорою его пастырского авторитета.
<…> Но, поддерживая попа Димитрия, митр[ополит] Арсений иногда заходил помолиться в молитвенный дом отца Матфея; а снисходительность митрополита к Димитрию дошла до того, что он допустил даже такой инцидент. Однажды митр[ополит] Арсений был в храме и стоял в алтаре. Говорил проповедь старый священник Павел Успенский о безбожии вообще и в частности о безбожии пионеров. Вдруг «настоятель» Димитрий перебивает проповедника, запрещает ему продолжать проповедь и вслух произносит многозначительные слова: «Мы дали подписку об этом проповедей не говорить».
Митр[ополит] Арсений и после этого находит, что «православие» попа Димитрия безупречно, а игумен Матфей и его «православие» были уже под сомнением, ибо он не был согласен с «самим» митрополитом, ибо митрополичье снисхождение к подлости было уж очень противно отцу Матфею, и он стал после этого нигде не зарегистрированным, в некотором роде «беглым» попом.
Вот этот-то отец Матфей и дал приют в своем молитвенном доме для молитвенного соединения старообрядцев-беглопоповцев со всею Христовою Церковью, от всей души сочувствуя этому делу и молитвенно в нем участвуя. <…>
Итак, в молитвенном доме «православного» игумена Матфея, отошедшего от молитвы с «тихоновцами», примирившимися со всяким безобразием, решено было осуществить все предположенное и прочувствованное еще в 1917 году» [там же. Л. 39–45].
Митрополит Арсений (Стадницкий), епископ Лев (Черепанов) и другие священнослужители деяние епископа Андрея расценили как раскол, о чем предупредили и высшее церковное руководство, и других священнослужителей. Тем не менее небольшая часть верующих присоединилась к епископу Андрею, и он из Туркмении руководил своими сторонниками в Ташкенте (община архимандрита Вениамина (Троицкого) и в других городах Средней Азии.
Последствия деяний епископа Андрея сказывалиcь в церковной жизни Туркмении и после его отъезда. В начале 1928 г. из Мерва в Ташкент писали, что настоятель местной зарегистрированной общины священник Григорий Пеотрович поддерживает архимандрита Вениамина и сообщает о его готовящейся хиротонии. Автор письма спрашивал у митрополита Туркестанского Никандра (Феноменова):
«Правда ли, что в ближайшее время Вы готовитесь преподать означенному Вениамину хиротонию во Епископа? <…> А то может случиться, что в один из скверных для нас дней мы, Мервская община, можем очутиться в лоне древле-старообрядческой паствы» [ЦГА РУз.
Ф. Р-429. Оп. 1. Д. 63. Л. 52–52об.].
К счастью, опасения прихожанина оказались напрасными, и митрополит Никандр их рассеял. Отец Григорий Пеотрович, скорее всего, лишь временно увлекся идеями епископа Андрея. Он еще несколько лет после этого усердно служил в Покровской церкви Мерва, оставаясь верным заместителю патриаршего местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому). В марте 1930 г. митрополит Никандр представил его к награде наперсным крестом:
«О[тец] Пеотрович — 43 лет, состоит на духовной службе 24 года, по образованию — окончивший курс Несвияжской Учительской семинарии, в последние годы своей духовной службы заявил себя борцом против обновленчества: в г. Мерве, благодаря ревности о. Пеотровича о православии нет ни одной обновленческой общины, приходской храм благоукрашен, приходская община – примерная по единению с своим приходским пастырем. Последнюю награду о. Пеотрович получил, — сан протоиерея, — в 1928 г. по положению, как настоятель уездного собора» [НА РУз. Ф. Р-429. Оп. 1. Д. 45. Л. 108–108об.].
Сам митрополит Никандр также побывал в Туркмении перед своим назначением на Ташкентскую кафедру. В конце лета 1927 г., отбыв срок ссылки в Каракалпакии, он не получил свободы передвижения. Московский священник Михаил Шик, состоявший в переписке с митрополитом Никандром, сообщал жене из Турткуля: «Он переехал на жительство в Ашхабад, где Сазоновы, и пишет, что доволен, хотя там жара до 80 ºС. На пути в Ашхабад у него в поезде украли корзину с бельем и одеждой» [Непридуманные судьбы на фоне ушедшего века… 2016. С. 427].
Из Ашхабада 15 сентября 1927 г. митрополит Никандр был призван на Ташкентскую кафедру, однако назначению сразу последовать не мог и, скорее всего, до начала 1928 г. оставался в Туркмении.
Благодаря трудам митрополита Никандра, на рубеже 1920–1930-х гг. в Туркмении было восемь зарегистрированных «религиозных общин староцерковников»: «Красноводская Николаевская; Кизил-Арватская Александро-Невская; Ашхабадская Николаевская; Ашхабадская Казанская; Мервская Покровская: Мервская Александро-Невская; Байрам-Алийская Алексеевская; Керкинская Успенская» [ЦГА РУз. Ф. Р-429. Оп. 1. Д. 79. Л. 1об.].
Одновременно с церквями Патриаршей церкви действовали и обновленческие. Еще в начале 1926 г. епископ Ташкентский Лука докладывал митрополиту Сергию, что в Туркмении обновленчество пустило корни весьма широко и что там нужен был авторитетный епископ [ЦГАР Уз. Ф. Р-429. Оп. 1. Д. 38. Л. 8–8об.], но Асхабадское викариатство так и не получило своего архиерея. Ашхабадское викариатство обновленческой Среднеазиатской митрополии также пустовало, однако до середины 1930-х гг. в Ашхабаде действовало Викариальное епархиальное управление, председателем которого был благочинный обновленческого Ашхабадского округа протоиерей Василий Хильтов [Дорофеев, 2016. С. 72]. Среди обновленцев Ашхабада присутствовали монахи и монахини — эту необычную особенность отметил обновленческий «митрополит» Александр Введенский, посетив Чарджоу, Мерв и Ашхабад весной 1927 г. [Александр Введенский, митр., 1927. С. 14.].
Временем планомерного тотального закрытия церквей Туркмении, как и повсюду в СССР, стали 1930-е годы. В 1932 г. был конфискован храм в Байрам-Али, его купол и колокольня были разрушены, уникальные фрески закрашены масляной краской (здание возвращено Церкви в 1991 г., реконструировалось силами настоятелей и прихожан). Тогда же была закрыта Никольская церковь в Чарджоу: здание передали на баланс военной части, устроив в нем клуб (в конце 1930-х гг. были разобраны центральный купол и купола колокольни, в начале 60-х — разрушены второй и третий ярусы колокольни и основание центрального купола). В здании Красноводской церкви устроили дом пионеров. Здание Покровской церкви г. Мерва использовали как клуб, затем — как воинский склад. В 1918 г. в этой церкви, как было сказано выше, служил Михаил Полетаев (прп. мч. Маврикий), затем он служил в Александро-Невской церкви. Посвятив служению в Туркмении 15 лет, он оставил Мерв из-за гонений на староцерковное духовенство, организованное обновленческим «митрополитом Ташкентским» Николаем Кобловым летом 1923 г. [НА РУз. Ф. Р-39. Оп. 1. Д. 659а. Л. 224–225]. Примечательно, что Покровский храм Мерва с 1947 г. восстанавливал сын святого — иерей Владимир Полетаев, который также перед этим был репрессирован, проведя в ИТЛ восемь лет[14]. Отец Владимир служил в Мерве до своей кончины в 1975 г.
Обновленческие храмы власти также не пожалели. К середине 1940-х гг. в Туркмении осталась одна действующая обновленческая церковь — кладбищенская Петропавловская церковь в г. Чарджоу. С 1936 г. после ареста настоятеля Василия Попова богослужения в ней совершались мирянским чином. Также и все патриаршие церкви к этому времени были закрыты, и только в кладбищенскую Никольскую церковь Ашхабада собирались верующие, совершая службы без духовенства.
Восстанавливая Ташкентскую епархию, архиепископ Алексий (Палицын) 7 апреля 1944 г. посетил Ашхабад. В Вербное воскресенье в Никольском храме он совершил литургию при многочисленном стечении верующих Ашхабада. Его приезд способствовал возвращению обновленческого духовенства в лоно Церкви. После покаяния один из самых первых деятелей обновленческого раскола в Туркестане, один из старейших клириков Туркестанской епархии протоиерей Алексий Микулин присоединился к Патриаршей церкви, получив назначение к Никольской церкви города Ашхабада.
В 1944–1946 гг. поступило 58 ходатайств об открытии церквей и молитвенных домов. К 1947 г. в Туркмении уже существовало пять православных приходов [ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 35. Л. 26; Оп. 1. Д. 112. Л. 116].
В 1948 г. Никольская церковь была полностью разрушена катастрофическим Ашхабадским землетрясением. Протоиерей Алексий Микулин проявил мужество и милосердие, совершая на развалинах храма панихиды по погибшим и организовав помощь тем, кто остался без дома. Вскоре поблизости был сооружен молитвенный дом со всеми необходимыми службами. В 1957 г. для ашхабадского Никольского прихода был построен храм, который до настоящего времени является главным храмом Туркмении.
В конце 1980-х, когда в Туркмении действовало всего четыре храма, началось возрождение православной жизни. Были возвращены старинные церковные здания: Александро-Невский храм в Ашхабаде (1989), Свято-Алексиевский храм в Байрамали (1991), Никольский храм в Туркменабаде (2000). Появились новые приходы: Рождества Богородицы в Балканабаде (1990), свв. равноапп. Кирилла и Мефодия в Абадане (1991), св. ап. Фомы в Теджене (1997). Для этих приходов в к. 1990-х — нач. 2000 гг. было построено три новых храма. В 2010 г. церковь в честь иконы Взыскание погибших была построена в г.
Ташауз.
В 2000-х гг. получила некоторое развитие идея образования самостоятельной Ашхабадской кафедры, так и не реализованная в течение советского периода. Решением Св. синода (журнал № 106 от 12 октября 2007) приходы, расположенные на территории Туркмении, были исключены из состава Ташкентской и Среднеазиатской епархии и объединены в Патриаршее благочиние приходов Русской Православной Церкви в Республике Туркменистан. Среди вопросов, которые в мае 2008 г. обсуждали митрополит Кирилл (ныне Патриарх Московский и всея Руси) и президент Туркмении Гурбангулы Бердымухамедов, был вопрос об учреждении в Туркмении самостоятельной епархии. Определенного решения не последовало. 27 июля 2011 г. Патриаршее благочиние приходов Туркмении, которым управляет епископ Феофилакт (Курьянов), войдя в Среднеазиатский митрополичий округ, вернулось в туркестанский диоцез в этом своем статусе благочиния. В настоящее время оно включает три церковных округа: Ашхабадский (6 храмов, из них в Ашхабаде 4), Балканский (2 храма) и Марыйский (4 храма). Общее количество храмов — 12, что вчетверо меньше, чем в дореволюционный период, но и заметно больше, чем в советский послевоенный. Судьба Ашхабадской кафедры и дальнейшее развитие православия здесь будут зависеть от политической ситуации и характера российско-туркменских отношений.
Литература
Александр Введенский, митр. По Средней Азии // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1927. № 9–10 (22–23).
Андрей, епископ Уфимский. История моего старообрядчества [Часть 1] // Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 1345. Оп. 1. Д. 17. Л. 1–98.
Владимир (Иким, архиепископ Ашхабадский и Среднеазиатский). Большой полет крылатого коня. Духовное наследие Туркменистана и его христианские традиции. — М.: Коллекция «Совершенно секретно», 2000.
Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 564. Оп. 1. Д. 1072; Ф. 6991. Оп. 1. Д. 112; Оп. 2. Д. 35.
Гундогдыев О.А. Некоторые данные о христианстве в Закаспийской области // К истории христианства в Средней Азии (XIX–XX вв.). Сб. ст. — Ташкент, 1998. С. 198–201.
Дорофеев Р.В. Ассимиляция обновленческого движения в Среднеазиатской епархии Русской Православной Церкви: дисс. … магистра религиоведения. Бишкек: КРСУ, 2016.
Зегжда С. Александро-Невское братство: добрым примером, житием и словом. — Набережные Челны, 2009.
Зеленогорский М.Л. Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского). [Б. м.] «Мосты культуры», 2011.
Историческая справка о приходе Покрова Пресвятой Богородицы в г. Мары [Электронный ресурс] // Православие в Туркмении. Режим доступа: URL: http://www.pravoslavie.tm › istoriya (дата обращения: 30.11.2022).
Календарь для духовенства Туркестанской епархии на 1903 год. Отдел 2-й // Адрес-календарь Туркестанской епархии. — Верный: Изд-е Туркестанского Казанско-Богородичного братства, 1903.
Калугина Л. Православные храмы Закаспийской области // Слово жизни: газета Ташкентской и Среднеазиатской епархии. 1992. № 28.
Калугина Л. Церковная и светская власть в Закаспии // Слово жизни: газета Ташкентской и Среднеазиатской епархии. 1992. № 29.
Клавинг В.В. Военные храмы России // Православный летописец Санкт-Петербурга. Приложение № 2. — СПб, 2002.
Национальный архив Республики Узбекистан (НА РУз.). Ф. Р-39. Оп. 1. Д. 659а; Ф. Р-429. Оп. 1. Д. 38, 45, 53, 63, 79; Ф. Р-961. Оп. 1. Д. 1220.
Озмитель Е.Е. О церковной жизни в Туркмении в 1923 г.: Материалы к истории Туркестанской епархии // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2021. № 103. С. 99–115.
Озмитель Е.Е. Ссыльное духовенство в письмах и воспоминаниях. Митрополит Арсений в Средней Азии // Восток свыше. 2021–2022. № 57–59.
Представление еп. Димитрия в Св. Синод. Сентябрь 1909 г. // Центральный государственный архив Киргизской Республики. Ф. 72. Оп. 1. Д. 1.
Российский государственный исторический архив (РГИА) Ф. 831. Д. 197, 251.
Туркестанская епархия в документах и комментариях / Сост. Р.В. Дорофеев, О.А. Илюшкина, Т.К. Стеклова. 1867–1918. — Ташкент: Глосса, 2017.
Туркестанский церковный вестник. 1918. № 1–5.
Центральный государственный архив Кыргызской Республики (ЦГА КР). Ф. 72. Оп. 1. Д. 1.
Цитович Г.А. Храмы армии и флота. — Пятигорск: Типо-литография А.П. Нагорнова, 1913.
Шкаровский М.В. Архиепископ Гдовский Димитрий и новомученики-иосифляне, 2010
[Электронный ресурс] // Режим доступа: https://spbda.ru/publications (дата обращения: 30.11.2022). Яковлев В.А. Из церковной жизни Туркестана. — Верный: Тип. Семиреченской обл., 1902.
[1] Далее при первом упоминании населенных пунктов в круглых скобках дается их нынешнее наименование.
[2] Список храмов, построенных на территории Туркмении в XIX в., составлен на основании следующих источников: [Календарь для духовенства Туркестанской епархии на 1903 год, 1903; Калугина, 1992; Клавинг, 2002; Цитович, 1913; Яковлев, 1902].
[3] Фамилию установить не удалось.
[4] Расшифровки в квадратных скобках сделаны автором этой статьи.
[5] Имя в рапорте не указано. Возможно, речь идет о священнике Иоанне Павловиче Мешалкине (1885– 1977). В 1924 г. из пятигорской тюрьмы в ссылку в Бухару и Хиву за сопротивление обновленчеству были отправлены как минимум шесть человек: протоиереи Иоанн Прокопович и Петр Стефановский, священник Николай Лавров, протодиакон Григорий Швец, диакон Иоанн Мешалкин и мирянин Дмитрий Кахно [РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 251. Л. 3–4]. Из них только отец Иоанн Мешалкин, окончивший духовное училище и фельдшерские курсы, служил в Успенской церкви Горячеводской станицы (База данных ПСТГУ «За Христа пострадавшие»). Возможно, в 1924 г. он был рукоположен в сан иерея.
[6] Ныне поселок Горячеводский в черте г. Пятигорска.
[7] Письмо митр. Арсения к А.Ф. Кони от 22 марта 1925 г. [ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 1072. Л. 22–22об.]. Подробно о пребывании митрополита Арсения в Туркмении см. [Озмитель, 2021–2022].
[8] Климент (Карп Дмитриевич Логвинов, 1870–1933) — деятель старообрядчества, к 1925 г. — архимандрит-беглопоповец. Посвящение его во епископа, совершенное еп. Андреем (Ухтомским), беглопоповцы не признали, после чего перешел в Белокриницкое согласие, где был рукоположен во епископа. В 1931 г. отказался от сана и монашества, вступив в брак. Расстрелян.
[9] Это следует из слов еп. Андрея, который об одном из своих сочинений написал: «Начал я этот коротенький труд под заглавием «Письма о старообрядчестве» еще в Бутырке, а окончил в Асхабаде в 1925 г., за месяц до моего знакомства с архимандритом Климентом»; и ниже: «Эти свои «Письма о старообрядчестве» я кончил приблизительно в июне 1925 года» [РГАЛИ Ф. 1345. Оп. 1. Д. 17. Л. 26, 31–32].
[10] Андрей, епископ Уфимский. История моего старообрядчества [Часть 1] // РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 1. Д. 17. Л. 1–98. Первая часть этого труда еп. Андрея впервые полностью была опубликована А.В. Знатновым в журнале «Наш современник» (2007. № 1. С. 194–220). В данной статье этот труд еп. Андрея цитируется по архивному источнику с расшифровками и примечаниями в квадратных скобках автора этой статьи.
[11] Имеется в виду комиссия по рассмотрению вопроса о предоставлении беглопоповцам епископа Патриаршей церкви.
[12] Об этом деянии ничего не известно из других источников.
[13] Резко негативных высказываний и бранных слов в адрес «тихоновского» духовенства в трудах еп. Андрея (Ухтомского) очень много. Упомянутого в рапорте еп. Иннокентия (Тихонова) как весьма твердого в православии прот. Димитрия Терпигорева еп. Андрей оценил крайне негативно. Для обоснования своих слов еп. Андрей сослался на рассказы о его неблагонравном поведении до приезда в Полторацк. Далее в цитате пропускаем бранные слова и эти обвинения, не имея возможности проверить их и прокомментировать с опорой на другие источники.
[14] Для дальнейшего исследования представляет интерес сообщение дочери прот. Владимира Полетаева о том, что «26 сентября 1937 г. в Мерве были расстреляны протоиереи Климент, Василий и Киприан, иереи Иоанн и Григорий. Также в 1937 г. расстрелян священник Александр Петров» [Историческая справка о приходе Покрова Пресвятой Богородицы в г. Мары]. В городе Мары действительно находился в ссылке протоиерей Киприан Соловьев (1879–1937), однако — только до 1936 г., затем он переехал в Ташкент, затем — в Алма-Ату, где был расстрелян вместе с епископом Алма-Атинским Тихоном (Шараповым). Выяснение остальных имен может привести к открытию новых сведений о духовенстве, пострадавшем за Христа в Туркмении.
Источник: Озмитель Е.Е. Православие в Туркмении в годы советской власти // Теология: теория и практика. 2022. Т. 1. № 1. С. 22–43. Электронная публикация